Ховрино – знаете, что это такое? Большинство из тех, кому знакомо это слово, слышали его в сочетании «Химки-Ховрино». Появилось это сочетание в первой половине 1960-х годов как название одного из узловых мест хрущёвского переустройства Москвы. Сначала, помнится, зазвучали Новые Кузьминки, потом – Хорошёво-Мневники, а за ними – Химки-Ховрино.
Я ненавижу это сочетание.
Следующую статью из серии «путинизм», возможность которой была предположена здесь, я писать не буду или пока не буду. Тем мыслям, которые я имел в виду, сейчас не время. Однако это не значит 1) что им никогда не настанет время и 2) что не появится других мыслей по этой теме. В общем, как минимум откладывается.
А сейчас я нашёл фотографии, сделанные позапрошлым летом, и это не какие-то там абстрактные подмосковные усадьбы. Это мои родные места.
Я ненавижу сочетание «Химки-Ховрино» потому, что я родился в Ховрино. И я отлично знаю, что Ховрино, точнее, Ново-Ховрино, – это село, где я родился. А Химки – город за Каналом им. Москвы (МКАД тогда не ещё было), до которого – несколько километров, а мне – никакого дела. Никому никакого дела: через три коротких автобусных остановки от центра Ново-Ховрино начиналась Москва. Все работали в Москве, а Химки нам были – сбоку припёка и даже менее того.
Кстати, никакого московского снобизма в этом нет. Во времена моего беззаботного детства Ново-Ховрино, как и Химки, было загородом. Не городом, а загородом; я уже написал, где начиналась Москва. И начинал учиться я не в московской школе, а в «ново-ховринской школе №1» – кстати, единственной десятилетке в селе. А ещё там было как минимум три школы. Но о школах, наверное, позднее, если дело до них дойдёт.
Только что понял, что пишу мемуары…
Вообще-то я кусками уже писал про своё Ховрино: в частности, вот здесь; но, побывав там «в наши времена», восхотел написать подробнее. Ностальгия, однако...
Ново-Ховрино – это в отличие от собственно Ховрино. Есть такая станция на Октябрьской железной дороге, по-моему, восьмая от Москвы. Дальше – ещё одна – «Левобережная» – в черте города, и потом всё – Подмосковье, Химки.
Так вот, справа от станции «Ховрино» лежит собственно Ховрино – посёлок городского типа, во всяком случае с тех пор, как я его знаю. Это, знаете ли, другая ойкумена, это Бескудниково, Дегунино, Коровино… по крайней мере, в моих ощущениях. Моё Ново-Ховрино привязывается к Ленинградскому шоссе, а то, что по другую сторону железной дороги – к Дмитровскому.
«Ново» – потому что освоение тех мест началось незадолго до войны. Если кто знает окрестности метро Речной вокзал, тот видел там церковь, красивую такую, на Фестивальной улице. Так вот, эта церковь принадлежала селу Аксиньино, или Оксиньино, я не знаю; это село более старое. Там ещё рядом Головино, но от его церкви осталась только колокольня.
Впрочем, скорее всего, слева от железной дороги всё-таки было что-то и раньше. Ховрино моего детства было заметно «зонировано», полоса села, которая поближе к дороге, выглядела более старой.
А те места Ново-Ховрина, где жил я, стали обживаться в 1930-е. Так я думаю; во всяком случае, моему деду там выделили участок под строительство, выгнав предварительно из многоквартирного дома на Житной улице. Дали участок, какие-то деньги на стройматериалы, и выставили на семь ветров…
Жили у друзей на Гоголевском бульваре, а потом дед поехал в длительную командировку в Донецк. Там жили у родственников в Макеевке – бабушка была родом оттуда; собственно, дед её там и нашёл во время одной из предыдущих командировок.
А в это время бригада из девового института начала строить дом.
И одновременно – временное жильё, впоследствии известное под наименованием «хибара». Двухкомнатная времянка со стенами, оббитыми рейкой и обмазанными глиной, она, тем не менее, дожила до сноса дома году этак в 1968-м. В начале тех времён, с которых я себя помню, она ещё эпизодически использовалась для ночевания – летом у нас всегда кто-то жил из «городских» родственников, мы-то были деревней. Но в основном служила поместительной кладовкой.
Заселились в неё во второй половине войны, когда дед вернулся из Нижнего Тагила, а семья – из эвакуации. А потом построили нефиговый дом – вот он на снимке:
Вскоре после вселения… Претензии по фотографии не принимаю: вы же понимаете, сколько ей лет. Сейчас специально сходил ещё раз, посмотрел: резкость плохонькая именно у исходного снимка. Ну а что же, погода, похоже, пасмурная, аппарат – в лучшем случае ФЭД-2, и фотографировал непонятно кто… И экспонометром наверняка не пользовался – помните фотоэкспонометры?
Большой человек у калитки – это дед. Не то чтобы я его узнал; тут не очень-то узнаешь. Но абрис похож, да и некому тогда было там стоять – отец служил в Питере, и мы все были там. Впрочем, в это время в применённое выше понятие «мы» я ещё не входил. Так что, кто пацан с велосипедом, сказать не могу, но точно не я.
Видите, дом каменный. Смотрит на улицу «парадным» крыльцом, которое как вход при мне не использовалось. Вход был на обратной стороне, со двора. А «парадное» открывалось в дни больших торжеств, для приёма гостей, которых, надо сказать, в такие дни бывало ну очень немало.
Далее можно точно сказать, что я родился. Стали меня, а потом нас сестрой, на летний сезон отправлять к дедам. И вот ещё снимок из того времени, на несколько лет позднее предыдущего:
Видите, уже всё разрослось. Ну, и я уже… не то чтобы разросся, но уже кое-что. Ибо это я, толстый и весёлый. А матушке теперь уже 87, да… И я тоже, конечно…
Ну да ладно. О нашем доме я написал, пора возвращаться к дворцу, который у нас в начале статьи. Ибо это – визитная карточка Ховрино.
Следует вам знать, что Ховрино стоит на берегах великой русской реки Лихоборки. Начинается она… Впрочем, сейчас я продумал, что не знаю точно, где она начинается. Под железнодорожной насыпью, не более чем в километре от этого дворца, помню я родник; но он недостаточно велик, чтобы сразу образовать полноводную реку: Лихоборка в этих местах достигала ширины в три, где-то и четыре метра, при глубине, правда, весьма незначительной. Из живности в ней я застал только вездесущих лягушек и редких в наши индустриальные времена тритонов. На лягушек даже охотился...
Дальше, в районе Кронштадтского бульвара, Лихоборка обретала сходство с Невой – потому что получала «брега, одетые»… ну, не в гранит, но в бетон. Весьма благообразные бетонные берега с небольшим, градусов не более тридцати, наклоном. И вдоль – набережная; ну, то есть, тротуар. Сейчас всё это окультурили, и в районе примыкания Кронштадтского бульвара к Онежской улице можно увидеть вполне живописную картину маленькой городской речки – здесь я по памяти оценил бы её ширину уже метров в пять-шесть.
Однако вернёмся… пока к лягушкам. Буквально в полукилометре от того места, где я на них охотился (и однажды попал за это в участок), начинается местность, известная как Грачёвка. И дворец, который на первом фото – её главное сооружение.
Точнее говоря, то место в детстве моём обозначалось как «санаторий «Грачёвка»: во дворце, как я помню тогдашние объяснения старших, располагался туберкулёзный санаторий. Но, конечно, дворец был построен не для него и не в советское время. Далее я пользуюсь материалом Ильи Дроздихина, опубликованным здесь: http://historykeeper.ru/mosusadba/110-grachevka. В начале XV века (!) в Москву приехал сурожский купец Стефан, имевший непонятное ныне прозвище Комра. (Сурож – так в те времена по-русски назывался крымский Судак). У его сына прозвище преобразовалось в Ховра, а внук уже имел фамилию – Ховрин. Эти ребята построили себе усадьбу, а село, видимо, там уже было.
Потом Ховрины как-то не то породнились с Третьяковыми, не то стали таковыми; как бы то ни было, усадьба стала принадлежать фамилии Третьяковых. В 40-80-х годах XVII века ею владел стольник Шереметьев, потом женщины родов Голицыных, Пронских и Пожарских. А в 1700 году Пётр I подарил Ховрино своему генерал-фельдмаршалу Фёдору Алексеевичу Головину, который, впрочем, был по какой-то линии потомком Ховриных. Кстати, можно полагать, что упомянутое выше Головино обязано своим названием этому славному событию. А может быть, и наоборот: Пётр подарил имение Головину, потому что у того уже было сельцо неподалёку.
В русле моего рассказа сие дарение положило начало созданию усадьбы в том виде, в котором она пребывает сегодня: при Головине на берегу Лихоборки был заложен липовый парк. Представляете, сколько ему лет? Я там много бывал в детстве…
Потому что школа, в которой я учился, находилась близко от Грачёвки. И нас туда водили на такие природоведческие экскурсии. В одну из таких экскурсий, максимум во втором классе, я первый раз в жизни потерял сознание. Раздухарились мы, и друг мой Сашка Константинов, с которым сидели на одной парте, как-то так удачно меня бросил, что я попал поддыхом на могучий корень, торчавший из утоптанной почвы тропинки. Корню тому, надо понимать, было от роду четверть тысячелетия…
Принялся я длинно выдыхать – вам в поддых били? – да и не смог остановиться. Очнулся – гляжу в голубое небо… В общем, совершенные пустяки, даже больно-то не было. Зато было что потом рассказывать, округляя глаза.
Ещё я там первый раз близко увидел автомат Калашникова. Там был небольшой памятник погибшим в Великую Отечественную войну, и было праздничное мероприятие, на которое пришло отделение солдат, и они стреляли салют. А мы потом, конечно, собирали гильзы. Охотничьи гильзы я к тому моменту держал в руках многократно – у деда было ружьё, – а вот «военные» тогда – первый раз. До сих пор помню дульца, сформованные в гармошку, и чернильно-фиолетовую их окраску.
А может быть, и не тот раз я помню, а что-то из «потом» – разве разберёшься?
Да, так про Грачёвку. В 1811 году усадьбу купил князь Оболенский, а в 1812 она была сожжена – причина, надеюсь, вам известна. Так и не собрав денег на восстановление, в 1818 князь продал усадьбу представителям рода Столыпиных. Те, ясное дело, были побогаче: построили дом и организовали на Лихоборке большой пруд для культурных развлечений. Помню, слышал от старых людей рассказы про лодки, дам в шляпах, музыку и фейерверки. Только вот не могу понять, откуда они всё это взяли: всё-таки они были не так стары, чтобы чётко помнить «прежний режим».
Хотя… Дед мой родился в 1898 году, и были вокруг люди и старше… Может, и действительно что-то помнили.
От того пруда кое-что осталось и до сих пор. Конечно, точно я не знаю, но вот это прудик может быть одним из таких остатков:
Там есть и более обширные, хотя и менее «окультуренные» водоёмы, но к ним я в тот раз не ходил: программа посещения родных мест была обширной. Что, похоже, в скором времени приведёт меня к тому, что и этот рассказ придётся делить на две части. Надо мной просто тяготеет какой-то рок: что ни начну, всё выходит за разумные рамки одного поста.
Но с историей Ховрина хорошо бы покончить. В 1859 году усадьбой завладел фабрикант Молчанов, перестроил дом, построил церковь. Вообще-то первая церковь в том имении была построена ещё в конце XVI века, но её сожгли в Смутное время. Следующую церковь осквернили французы в 1812-м, а эта – эта стоит до сих пор. Её можно видеть в месте примыкания Клинской улицы к Фестивальной. Вот она:
Я тут написал – можно видеть; но, когда я к ней подошёл, церковь не очень- то можно было видеть. Она – за оградой, из которой несплошными являются только ворота. Не знаю, может, туда и можно входить, или в определённое время можно; в тот момент ворота были закрыты. И вообще я стесняюсь нарушать границы храмовых и других подобный территорий, если они не являются объектами массовой туристической эксплуатации. Короче говоря, фотографировал сквозь прутья ворот, выбора для качественного кадра у меня не было.
Церковь заканчивается реставрацией, ибо я помню её в заброшенном, знаете, таком тёмно-кирпичном состоянии, когда красный кирпич от неухоженности и забвения становится почти чёрным.
И вот, наконец, в 1895 году начинается преобразование усадьбы окончательно в то, что мы имеем счастье наблюдать сейчас – вплоть до названия. Усадьбу купил купец 1-й гильдии Грачёв. И в 1900 году был построен это дворец. Мне ещё в детстве рассказывали, и это подтверждается, что он является копией одного их знаменитых казино в Монте-Карло. В детстве говорили – уменьшенной.
И вот на этой интригующей (я так надеюсь ) ноте я вынужден закончить. Объём текста уже слишком велик, чтобы писать дальше; я же чувствую, что парой-тройкой тысяч букв я не обойдусь. Ну и ладно. Мемуары так мемуары. Говорят же нам изредка по телевизору: пишите! Мы, мол, совсем перестали писать – дневники, там, письма и всё такое. Как потом историки будут изучать наше время?
Вот я и думаю: пусть изучают, нехорошо это, если историкам будет нечего изучать
Если вы считаете, что данный текст или изображения нарушают ваши авторские и/или смежные права,
сообщите об этом администрации сайта через Гостевую книгу или на e-mail vemsev@gmail.com для принятия мер по устранению нарушения.
Мне тоже не нравится сочетание Химки-Ховрино, собственно, по той же причине: где Химки, а где Ховрино. Химкинская легенда гласит, что одно время хотели присоединить и то, и другое к Москве одновременно, но Химки отвоевали местные власти, которые хотели заправлять отдельным городом, а не какими-то задворками Москвы, к тому же, сыграло не последнюю роль то обстоятельство, что в Химках работало сразу несколько предприятий ракетно-космической отрасли, и город был не то чтобы закрытый, но как бы очень отдельный. А телефоны-то московские в дома понаставили уже. Зато теперь, когда говоришь, что живешь в Химках - все думают, что в Москве. Народ здесь тоже отдельный, я имею ввиду тот, что родился здесь и живёт хотя бы лет 50 в 2-3 поколениях. Эти люди годами могут не бывать в Москве. если работают в Химках: ну буквально вся жизнь тут, не отходя от кассы. И ещё химчане испытывают небывалый трепет, когда слышат какое-либо упоминание о своем городе в кино. А первое упоминание случилось в фильме "Ширли-Мырли", в котором устами героя Олега Табакова - Суходрищева (фамилия-то какая ), пьяницы с подбитым глазом в тельняшке - была произнесена историческая фраза: "Я этого пидера в Химках видел". Не представляешь, что было в городе, когда фильм вышел на широкий экран: все друг другу пересказывали сюжет и этот эпизод, а Табаков был неофициально признан почётным химчанином. Ну, а потом Химки упоминались не раз, но больше - в криминальных детективах. А вот насчет платформы Левобережная (Левобережье с недавнего времени) Октябрьской ж/д ты ошибся: она - уже в Химках. Если помнишь, незадолго до платформы поезд проезжает под МКАД, а в этом месте нет никаких московских "аппендиксов". Левый берег - малость оторванный от Химок, но всё-же район города. А сейчас он вообще входит в образование, которое называется городской округ Химки, включающий Подрезково, Сходню, Старбеево, Фирсановку и т.д., а также транспортную зону а/п Шереметьево.
А Лихоборка - довольно большая московская река, впадающая в Яузу где-то в районе Ботанического сада. Кажется, какая-то часть её течёт по коллектору. А вот откуда она проистекает - уж не из Головинских ли прудов? Может, как раз на дне их и бьют какие-то ключи, раз в этом месте их в своё время устроили. Ведь пруды-то немаленькие, вода откуда-то берётся.
"...Первый раз в жизни потерял сознание"... Что, не раз терял после этого?
Ага, а вот и коммент не отвеченный выплыл! Это ж надо - два года прошло, а ты мне опять на почту шлёшь ссылку, мол, читай. Я, между прочим, год назад сама по Грачёвке прошлась - помнишь, говорила?
Про Лихоборку - она вытекает из ключа под насыпью ж/д метрах в 300 за станцией Ховрино. Хотя нет. Мой друг один изучал вопрос. Получается, нет единого мнения о том, где берёт начало эта великая русская река! А наиболее вероятно, кажется, где-то на северо-восток от Лианозово. Если вспомню, поищу, у меня где-то должно быть. И, да, она течёт по коллектору, как раз там, где я на 1-м курсе лягушек стрелял.
А сознание больше не терял. А зачем его терять?
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
), пьяницы с подбитым глазом в тельняшке - была произнесена историческая фраза: "Я этого пидера в Химках видел". Не представляешь, что было в городе, когда фильм вышел на широкий экран: все друг другу пересказывали сюжет и этот эпизод, а Табаков был неофициально признан почётным химчанином. Ну, а потом Химки упоминались не раз, но больше - в криминальных детективах. 
