Путин выступил про Крым и всё всем объяснил.

Не думаю, что ему все поверили. И это обоснованно.

Во-первых, он не везде был кристально честен. Я не говорю, что точно знаю, где он врал или лукавил. Я говорю, что политик в таких ситуациях не может не лукавить хотя бы в чём-то. Никакой политик. Самый что ни на есть демократ и либерал – не может. Поэтому Андрей Дмитрич Сахаров не мог быть политиком. А если бы смог, то тоже лукавил бы.

Во-вторых, даже под честно сказанным нельзя ставить бессрочную гарантию. Только идиот не предпринимает действий, к которым его принуждает внешняя среда. Я сказал «принуждает», потому что отказаться от желаемого, когда среда сама предлагает его тебе, – это честный неидиот сделать может. А не предпринимать вынужденных действий не должен даже честный неидиот. Иначе погибнет. И те, за кого он в ответе, тоже погибнут.

Это образы; но вы же понимаете, что я хочу сказать.

Короче. Я думаю, что Путин в очень большой мере верил в том, что говорил. Один аспект меня смущает, один вектор: речи об исторической справедливости.

Есть у кого-нибудь сомнения, что я, при своём пристрастии к флоту, к военной истории не считаю Севастополь русским городом? Надеюсь, нет.

Тем не менее, выявившаяся в последние недели тенденция объяснять наше вмешательство историческими правами России на Крым мне категорически не нравится.

По нескольким причинам.

Главная: такой акцент не отражает генезиса событий.

За что нас все прессуют и вводят санкции? За то, что мы вмешались в дела независимой Украины. А мы, крича всем народом, всеми ветвями власти об исторической справедливости, внушаем всем, что ради неё и вмешались. Историческая справедливость в том, что Крым – русский и должен входить в состав России. Значит, мы для того и вмешались, чтобы его забрать.

Но ведь это не так!!

Мы вмешались не ради отторжения Крыма. Мы долго, несколько месяцев пытались добиться, чтобы Европа, Штаты обратили внимание на сползание мирного протеста к уличным боям, но эти ребята, когда бои начались, просто перестали приходить на Майдан.

…Ох, не хочу повторяться. Несколько месяцев мы вмешивались чисто вербально, пытаясь хотя бы заставить увидеть тот факт, что под сенью Евромайдана обретают силу, легальность, политический вес ультранациональные силы, которые в любой европейской стране, выступи они аналогично, были бы мгновенно признаны экстремистами-террористами и жёстко подавлены. Не светошумовыми гранатами, нет. В полицейских нельзя кидать зажигательные бутылки. Во всём мире полицейские за это имеют право стрелять на поражение.

Ладно, короче. Нас не услышали; в это время ребятки из Правого сектора вошли в состав силовых органов. И наковыряли себе, только по официальным данным, пять тыщ стволов боевого оружия. И продолжили политику национального радикализма в Раде и правительстве, а на площадях – геноцидные речи.

Может быть, отечественные СИМИ специально выбирали для меня редкие законы с национальной окраской среди десятков образцов гуманистического законотворчества новой киевской власти. Выбирали редкие выступления Тягнибока про москалей и жидов; в другое время он – образец толерантности и политкорректности.

Может быть; но ведь это точно было!

Живи я в Крыму, я бы испугался.

Я писал, правда, кажется, не здесь… на старом блоге точно писал, что уверен – решение правительства Крыма было для Кремля неожиданностью. Я даже полагаю, что неприятной неожиданностью – по крайней мере, в первый момент. Неприятной – может быть; но очевидно понятной. Испугавшись насилия, Крым обратился к России. И Россия ответила так. как ответила.

Вот это и должно быть основным мотивом объяснения позиций России! Не право России на Крым, а обязанность России предотвратить геноцид!

Даже те, кто считает опасность геноцида надуманной, могли бы в этом пункте со мной согласиться. Всё делалось ради защиты людей, пусть и от надуманной опасности. А не ради геополитического приобретения, сколь угодно обусловленного историческим правом.

А возможность реализации этого права появилась позднее. И организована она была не Кремлём, а правительством Крыма.

Я считаю, что так и было. И – так и надо объяснять.

Второе. Позиция исторической справедливости уязвима. В конце концов, татары живут в Крыму на века дольше, чем русские. А там и турецкий протекторат вспомнить можно… Да и передача Крыма в 1954 году тоже была оформлена правительственным решением – чем не историческое право?

Это неразрешимый вопрос. Споры по поводу исторической справедливости принципиально неразрешимы, даже на уровне академической полемики.

Третье. Позиция исторической справедливости – ящик Пандоры. Едва ли не все нации и даже народности имеют те или иные претензии к соседям, такие претензии, которые уходят корнями в прошлое, в историю. Мы можем получить в ответ множество «исторических справедливостей». И не только мы – все или почти все.

Кроме того, теперь некоторые государства могут начать нас бояться – какая следующая историческая справедливость придёт нам на ум? А другие некоторые государства не начнут – уже начали пугать нами весь мир. Наконец-то у них появился прецедент, позволяющий отодвинуть в тень их собственные деяния, куда более грешные.
 

Сказанное не означает отрицания исторической «русскости» Крыма. Я считаю, что отвоевание Крыма у ханов, постоянно чинивших набеги на Россию, – это справедливый и неизбежный акт. Дальнейшее освоение, обустройство полуострова, неоднократная защита от агрессии – всё это действительно делает Крым русским. Таково моё мнение.
 
Оно не означает и призыва отказаться от объяснения событий нашим пониманием исторической справедливости. Только это должно быть объяснением частным, а не главным.

Первично: защита населения, обратившегося к нам за защитой. Здесь главный смысл – недопущение насилия, войны между гражданами. Не ждать, когда она начнётся, предотвратить. Это сказал Путин недавно, но клянусь, я думал так давно, это легко подтвердить.

Следующий шаг – население решает войти в состав России. Кого-то не убедил референдум, что большинство крымчан хочет этого? Меня – убедил. На этом шаге главный смысл – право на самоопределение, это надо выносить на знамя и в риторику.

И только на третьем шаге вступает историческая справедливость, историческое право – как ДОБАВОЧНЫЙ аргумент к самоопределению. Мы не удивились, не задумались, почему это крымчане вдруг запросились в Россию. Нам понятно: потому, что Крым, по сути, – русский. Куда им ещё проситься? И мы не стали отказываться: мол, да ладно вам, становитесь независимыми, и хватит. Потому что возвращение Крыма, Севастополя в состав России, если отвлечься от всех обстоятельств злобы дня, – всё-таки действительно исторически справедливо.

Сказанное не означает и того, что я поменял позицию и теперь предпочёл бы, чтобы Россия оставалась в бездействии. Я говорил и продолжаю считать, что у нас не было иного выхода. Если бы Крым остановился на полной государственной независимости, я считал бы это наилучшим вариантом. Но он не остановился, и дальше всё стало неизбежным.

Хотя… Если смотреть объективно: смог бы Крым удержать эту независимость собственными силами? Даже при нейтралитете Запада; а Запад не остался бы нейтральным, он играл бы на стороне Киева. Могло бы дойти не только до вооружённого «возврата в лоно» силами центральной власти, но и до бомбардировок силами… известно кого.

Понадобился бы гарант. Другого, кроме России, мне не видно – может, кто знает? Западные официалы не признали референдум заранее, что недвусмысленно показывает, на чьей они стороне.

Россия не смогла бы отказаться от роли гаранта; я уж не говорю, что и не захотела бы. Мы не стали ждать гражданской войны сейчас, и не стали бы ждать её в более отстранённой роли гаранта. Только осуществить эти гарантии было бы стократ труднее.

С другой стороны, ведь как раз это самое произошло в 2008 году…

В любом случае, после решения референдума о вступлении Крыма в состав РФ эти мои рассуждения про «отстранённого гаранта» являются тем самым сослагательным наклонением, которого история не знает.

Неправильность, даже невыгодность сосредоточения риторики на исторической справедливости настолько для меня очевидна, что я даже удивлялся: зачем это Путину? Говорил бы себе о защите от надвигающегося на Европу фашизма, глядишь, и одобрили бы некоторые из тех, кто сейчас ополчился.

Рейтинг? Многие говорят, что всё это вообще затеял Путин именно ради рейтинга.

Не думаю, что так. Затеяно было не ради рейтинга. Но – почему бы не подумать и о рейтинге, раз уж всё так повернулось?

И ведь, глядите: и внутри России рейтинг просто-таки вспрыгнул, и за рубежом опросы показывают, что уважать его стали гораздо больше, как сильного политика.

Кого-то от этого тошнит: пользоваться трагическими событиями для повышения своей популярности… Но, чёрт возьми, Путин – практический политик. Все страны до одной управляются практическими политиками – вы этого не заметили? Я даже не скажу – к сожалению; это просто факт: практический политик не может не пользоваться ситуацией, позволяющей ему упрочить своё положение. Даже если эта ситуация трагическая.

Всё. Живём-смотрим дальше. Путин сказал, что мы не хотим раскола Украины. Надеюсь – и уверен, – что он сказал это искренне. Он не идиот, не параноик, не маньяк. Я думаю, он сказал, что думал.

Правда, нужно всегда помнить о том, что я написал в начале статьи под параграфом «во-вторых»…